Магия греха [= Двойная жизнь ] - Вера Кауи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, теперь будет чем заниматься до самого дома, – растрогался бригадир. – Жаль, что только половина зубов осталась.
Своей дочери он сказал:
– Спасибо, милая. Это был прекрасный ужин. С нетерпением буду ждать следующего.
– Я тоже, – проговорила Лиз со слабой улыбкой на губах. – Следующий уик-энд уже не за горами... – Несколько мгновений они молча стояли у двери, наблюдая, как Филипп аккуратно выезжал на своем «Бентли» со стоянки.
– Бедный мой старичок, – вздохнула Лиз, когда они отъехали, – он тоже долго не протянет. Но слава богу, что сейчас он не один.
– По-моему, он остался очень доволен, – заметила Нелл.
– Да, он доволен, но ему ужасно горько видеть меня. Он пытается это скрыть, бедняга... но мой отец никогда не умел лгать. Эти глаза... – Лиз развернула кресло в другую сторону. – Давай немного послушаем музыку...
Позже, когда, сидя в комнате, они слушали Херба Алперта, Лиз неожиданно повернулась к Нелл, читающей «Санди тайме».
– Я не хочу, чтобы он видел меня, когда я не смогу уже ничего различать и понимать. – В ее взгляде были ужас и ярость. – Обещай, что ты не пустишь его ко мне! Обещай, что ты не допустишь этого!
– Конечно, обещаю.
– И обещай, что ты будешь держать его в счастливом неведении, на какие средства я живу. Я не опозорила свою фамилию... вокруг моего имени никогда не было скандалов.
После короткого молчания Нелл добавила:
– И никогда не будет.
Лиз с удовлетворением кивнула головой.
– Ты очень хорошая девушка... Жизнь преподнесла мне прекрасный подарок. Я очень рада, что на моем пути встретилась именно ты. – По ее лицу пробежала усмешка, более похожая на судорогу. – Может, это за то, что я слишком много в жизни натерпелась от других? – Лиз глубоко вздохнула. – Но все равно, мне не на что жаловаться, ты же знаешь. Как любит говорить папа, я закатила в лунку свой шарик и набрала много очков. – Она с грустью опустила глаза. – Но я никогда не думала, что мой шарик закатится в лунку так быстро... – Лиз нажала кнопку на пульте дистанционного управления и выключила проигрыватель. – Думаю, пора идти в постель. Этот уик-энд выдался слишком тяжелым. Я чувствую себя разбитой и усталой.
Когда Нелл собиралась уходить, Лиз задержала ее руку:
– Подожди.
– Ты что-нибудь хочешь? – мягко спросила Нелл.
– Я хочу сказать тебе спасибо.
– Взаимно. – Они обе рассмеялись.
Удовлетворенная, Лиз отпустила ее руку.
– Ты очень хорошая девушка, – повторила она, и голос ее дрогнул.
– Особенно ночью, – игриво ответила Нелл. Лиз рассмеялась. Нелл очень нравилось, когда Лиз смеялась перед сном.
В последние несколько месяцев перед тем, как впасть в состояние комы, из которой она так и не вышла, Лиз начала очень быстро сдавать. Бригадир держался мужественно, но так и не смог пересилить себя и приехать, чтобы взглянуть на зажатое в тисках приближающейся смерти существо, бывшее когда-то жизнерадостной, веселой и счастливой женщиной. А ведь это была его дочь. В последний раз он вышел из дома с завороженными глазами и серым лицом, твердо зная, что он уже никогда сюда не вернется.
– Мне легче снова пережить битву под Арнхемом, чем еще раз взглянуть на нее... – плакал он.
– Ну что ж, вполне закономерно, – после отъезда бригадира безжалостно прокомментировал его слова Филипп. – Она была не нужна ему при жизни, а теперь не нужна и при смерти. Он и его жена настолько были заняты собой и сексом, что им совсем было наплевать на своих детей. Разве он когда-нибудь любил Элизабет?
«Да он же любит ее, идиот! – со злостью подумала Нелл. – Любит! Любит! Любит! Он не такой безжалостный циник, как ты! Я ей ужасно завидую. Мне бы очень хотелось, чтобы мой отец любил меня так. Я же вижу, что бригадир с радостью поменялся бы местами со своей дочерью, если бы это было возможно. Он сам мне это говорил. А ты, ты бы поменялся?! Ты, который на каждом углу кричит, что безумно любит Лиз. Если бы мой отец хоть раз заплакал, видя страдания матери...»
Нелл вполне понимала Боя, вышедшего из комнаты своей сестры с таким видом, будто там пряталась его собственная смерть. Ему явно хотелось побыстрее отсюда уйти. Он был просто-напросто моральным уродом и сопляком. Лиз слишком хорошо знала своего брата. Он всегда присылал ей цветы, на которые та даже не смотрела... потому что там не на что было смотреть. Его жена была честнее. Она не собиралась притворяться и поэтому не стала утруждать себя посещением этого дома. К тому моменту Нелл и Филипп уже наняли сиделку, однако Нелл была вынуждена признать, что Филипп был не таким уж прожженным циником, каким пытался казаться. Когда Нелл надо было куда-то уйти, он целые часы оставался рядом с койкой Лиз. Когда уходил Филипп, то дежурила Нелл, поэтому, если учесть, что ночные часы с ней проводила сиделка, Лиз никогда не оставалась в одиночестве.
Лиз умерла во сне. Тихо и спокойно. Но ни Филиппа, ни Нелл рядом не было.
Один из постоянных клиентов Нелл попросил ее прилететь к нему в Париж, где он хотел встретиться с ней во время своего путешествия на Ближний Восток. Филипп в это время помогал в безутешном горе одному своему бывшему любовнику, чей партнер, проживший с ним двадцать лет, умер, проиграв борьбу со своим больным сердцем.
В это время с Лиз была только сиделка, которая и вызвала доктора, чтобы удостоверить факт смерти.
К тому времени, как Нелл вернулась домой, Филипп выполнил уже все инструкции Лиз по поводу кремации, специально оговоренные в ее завещании.
– Чудес на свете не бывает. У меня была хорошая жизнь, мне грех на что-нибудь жаловаться. Я прожила ее так, как хотела, – сказала она им за месяц до смерти. – Поэтому последнее, чего мне хочется, это яркого, очищающего огня. Ничего грустного. Легкая, веселая музыка, такая, как я люблю. И море цветов... ярких, разноцветных и волшебно пахнущих. Обязательно развейте мой пепел, но часть оставьте и похороните там, где вам заблагорассудится. Хотя... это будет уже не важно... – Она протянула каждому из них руку и изобразила пожатие. – Действительно, это не так уж важно. Мне не на что жаловаться, хотя я могла бы сделать больше, если бы прожила дольше... Но я полностью довольна той жизнью, которая у меня была. – Она повернулась к Филиппу. – Помнишь Генри Миллера?
Филипп кивнул головой:
– Цель жизни – жить, а жить – значит осознавать, что ты живешь; радостно, в пьяном состоянии, безмятежно, божественно, но живешь.
– Я ведь так и жила?
– Конечно.
– Да-а... Так вот... скажите мне все, что вам хочется сказать. Только никакой жалости и сочувствия.
– Как насчет этого: «И ничуть не жалко, что она была проституткой»?
Филипп в удивлении поднял на Нелл глаза и уже хотел что-то сказать, но Лиз рассмеялась и радостно стала повторять эти слова из песни.